Одним из ярчайших событий музыкального сезона 2016/2017 стало концертное исполнение оперы Рихарда Штрауса «Ариадна на Наксосе». Но не успела схлынуть волна этого вполне ожидаемого триумфа, как нахлынули другие яркие события.
Ими стали два исполнения музыки балета Петра Ильича Чайковского «Лебединое озеро».
8 февраля 2017 года «Лебединое озеро» в полной первоначальной авторской редакции прозвучало в зале «Филармония-2», а 10 февраля – в Светлановском зале Московского международного дома музыки. Эти два концерта Госоркестра им. Евгения Светланова под управлением Владимира Юровского были посвящены 140-летию первого исполнения этой музыки.
“Лебединому озеру” 140 лет: десять фактов о самом популярном балете
Я был на концерте в ММДМ. Впечатление неожиданно колоссальное! Те из моих коллег, кто побывал на обоих концертах, в один голос утверждают, что два исполнения равновелики по впечатлениям.
В России музыка «Лебединого озера» – бесспорно, самое известное сочинение классики. Этот балет стал в мире одним из «лейблов» России. Таким как, например, Колизей в Италии или Эйфелева башня во Франции. Особый привкус это название приобрело после путча 1991 года, когда его крутили по телевидению круглые сутки.
Почему же такое впечатление было неожиданным?
Во-первых, из всех трёх балетов Чайковского «Лебединое озеро» всегда казалось мне менее интересным по музыке, чем «Спящая красавица» и уж тем более «Щелкунчик».
Во-вторых, я опасался, что в Доме музыки будут проблемы с коварной акустикой Светлановского зала. Опасение развеялось с первыми звуками оркестра. Акустика была настроена идеально. Так бы всегда!
Что касается моей оценки музыки «Лебединого озера», то она претерпела кардинальное изменение. Я осознал, что по-настоящему услышал эту музыку впервые. Видимо, визуальная балетная реальность очень влияет не только на исполнение, но и на восприятие музыки. Кроме того, в балете дирижёр обязан учитывать весьма разные технические возможности танцовщиков.
Есть ещё одна существенная разница между «Лебединым озером» и двумя другими балетами: «Спящую» и «Щелкунчика» Чайковский сочинял в контакте с Петипа — и должен был подстраиваться под требования балетмейстера. «Лебединое озеро» же писалось им без оглядки на хореографию. То, к чему мы привыкли, было поставлено только в 1895 году, уже после смерти Чайковского, и он имел очень мало отношения к тому, что все мы знаем под этим лейблом.
По окончании концерта 10 февраля в артистической Светлановского зала получилась импровизированная мини пресс-конференция для нескольких журналистов, кому удалось прорваться за кулисы Светлановского зала.
Владимир Юровский, в частности, сказал:
— Когда сейчас ставят «Лебединое озеро» по-иному, чем мы привыкли, то это вызывает бурю негодования: как, подняли руку на святыню! Но Чайковский написал музыку «Лебединого» за 18 лет до появления «святыни». Когда он сочинял «Лебединое» в 1877 году, он не имел в виду Петипа, и того, что тот сделает с «Лебединым» в 1895 году.
— Танец маленьких лебедей в таком темпе, как вы его исполнили, танцевать невозможно.
— Он написан Allegro moderato. Подпрыгивать на каждую восьмую невозможно. Но Чайковский об этом не думал! <…>
А вообще – если внимательно читать его темповые обозначения – они всюду одинаковые: и в симфониях, и в операх, и в балетах. Allegro moderato это не Andante, а Andante sostenuto не adagio. У него всё отчётливо. У него контуры музыки и ход от эпизода к эпизоду абсолютно расчётливы. И когда ты воспринимаешь испанский танец как демонстрацию злой силы, а не как виртуозный номер с веером и кастаньетами, отсюда и такой темп – очень сдержанный и из-за этого более плотный звук.
Я подошёл к этой партитуре как к оперной драматургии. Мы с оркестром много работали над так называемыми драмбалетными кусками, т. е. не над номерами, а над «речитативами». У Чайковского же всё расписано: Рассказ Одетты, монолог Принца, и т. д. Из одного акта симфонию можно сделать. Но гений Чайковского в том, что он пишет номера в такой последовательности и в такой диспозиции, что возникает арка.
Потом – посмотрите, как он видоизменяет тему. Сначала она проходит в одном виде в интродукции, уже чуть-чуть другая в конце первого акта, ещё другая в начале второго акта, и потом мы приходим к четвёртому акту.
— Это симфонический приём.
— До Чайковского не было симфонических балетов. «Коппелия», правда, была раньше. Но там масштаб другой. Там придуманный гофмановский мир. Невозможно сравнивать эти две партитуры. Я обожаю «Коппелию», но в «Лебедином» масштаб на уровне шекспировской трагедии.
На меня самое сильное впечатление произвели постановки Шиллинга и штутгартского балета (вероятно, имеется в виду постановка Джона Кранко. – В.О.), которые опирались на партитуру Чайковского.
В ХХ веке хореографы стали слушать музыку. Если ко мне придёт хореограф, с которым мы вслушаемся в музыку, то я готов принять участие в постановке (вероятно, «Лебединого озера» – В. О.), но классической версией я дирижировать не буду никогда.
Классический балет имеет мало отношения к музыке. Я очень люблю классический балет, но это особый род искусства. Майя Михайловна Плисецкая сама незадолго до смерти сказала мне:
«Вы же понимаете, что музыкальных танцовщиков практически нет. Когда Светланов продирижировал в таком (!) темпе, я сказала: «Помру или сделаю. Сделала».
Они с Родионом Константиновичем приходили, когда мы играли сюиту из «Щелкунчика».
— Сыграли бы вы полностью «Щелкунчика» – как сейчас «Лебединое озеро»?
— Я уже и сам решил его сыграть, но раньше, чем в 2019 году, не получится.
— Григорович в своё время хотел сделать финал плохим, когда главные герои гибнут, но ему не дали.
— А почему вы считаете, что это плохой финал? Там любви как таковой – нет. Есть разрушенные иллюзии. Есть обещание счастья, которое мгновенно рушится.
Одетта права, когда во втором действии после очень красивого фрагмента начинает цинично кривляться, предчувствуя, чем всё это может кончиться. Чайковский пишет пошлую, разнузданную музыку не потому, что не может написать другой, а потому что она ему нужна по драматургии.
Это как у Верди в «Травиате»: вся пошлятина нужна ему для того, чтобы оттенить мир главной героини. Я не считаю, что такой финал плох. А вы считаете, что если бы они выжили, было бы лучше? Это был бы кошмар! Представьте их лет через двадцать с детьми!..
Только благодаря Владимиру Юровскому я осознал, что у Чайковского мажорные финалы означают смерть, но смерть не как трагедию, а как освобождение от земной юдоли, от рабства греха. (В том же 1877 году написана Четвёртая симфония!)
***
Эта интерпретация Юровского заставила меня по-новому услышать не только «Лебединое озеро», но и вообще всю музыку трёх его последних симфоний и «Пиковой дамы». Да и судя по реакции коллег-музыкальных журналистов – не только меня.
Владимир Юровский не первый, кто решился записать музыку «Лебединого озера» без привычного визуального ряда.
В 1978 году эту музыку записал японский дирижёр Сейджи Озава (японский – только по происхождению, как музыкант он сложился в Америке и Европе).
Я впервые услышал Озаву в 1973 году, когда он приезжал в Москву с симфоническим оркестром Сан-Франциско. Тогда он потряс меня Четвёртой симфонией Чайковского. Я стал по возможности следить за его записями – и на их основании пришёл к выводу, что он стал одним из лучших зарубежных интерпретаторов симфонической музыки Чайковского. Да и не только среди зарубежных. Я по сей день считаю запись на виниле Озавы Шестой симфонии Чайковского с оркестром Де Пари лучшей вообще.
Запись «Лебединого озера» Озавы по темпам чуть более сдержанная, чем у Юровского. В сумме она минут на десять длиннее. Примерно 2 час. 40 мин. у Юровского и 2 часа 50 мин. у Озавы.
Любопытно, что «Танец маленьких лебедей» у Озавы всего на 7 секунд медленнее, чем у Юровского, а кажется заметно более медленным. Здесь, вероятно, срабатывает разница в том, что называется «энергетикой». В целом запись Озавы не производит такого ошеломляющего впечатления, как исполнение Владимира Юровского.
Одна из характерных черт интерпретации Юровского – мирное соседство возвышенных фрагментов, олицетворяющих светлые чувства, и пошловатых, банальных, принадлежащих силам зла. Такое использование приземлённого позже было использовано сперва Густавом Малером, а потом Дмитрием Шостаковичем и Альфредом Шнитке, у которых возвышенное и банально-пошлое вполне уживаются рядом. Наиболее наглядно это слышно у Шнитке.
Такое прочтение знакомой музыки напрашивается на аналогию с работой реставратора иконописи, осторожно и аккуратно смывающего со старинной и не единожды поновлённой иконы слои, которые заслонили первоначальное изображение.
Интересно изменение восприятия зала в ходе исполнения. Сперва аплодисменты привычно раздавались после исполнения знакомых фрагментов, соответствующих балетным номерам. Потом они стали звучать всё реже, и последний акт аплодисментами не прерывался. Зато по окончании зал встал и взорвался овацией, длившейся весьма долго. Владимир Юровский выходил на поклоны несчётное число раз.
Первый из двух концертов записывался, так что есть надежда, что эта знаковое прочтение музыки «Лебединого озера» Владимиром Юровским станет доступно широкому кругу слушателей.
Владимир Ойвин